Ганюшкин

— Представьтесь, пожалуйста.
— Сергей Анатольевич Ганюшкин, юрист...
— Превосходно. Итак, Сергей Анатольевич, 12 мая вечером вы были на вечеринке у приятеля, верно?
— Так и есть. Я не хотел идти; строго говоря это вовсе и не приятель был, а так, знакомый, мы с ним как-то пересекались, и вот — приглашение. Ну, думаю, схожу; хотя коллектив там, как я и подозревал, прости господи... в общем слова хорошего сказать нельзя.
— Но вы там общались?
— Можно сказать и так. Был один господин, с виду интеллигент, поначалу мило побеседовали, но после первой же рюмки его понесло. Повторять ту ахинею, что он нес, просто нет никакого желания: сущий бред. Мозги этого так сказать господина были промыты телевизором досконально. Насилу отбился.
— Что произошло дальше?
— Дальше? Дальше я заприметил прехорошенькую особу и подошел к ней с целью знакомства: и что бы вы думали?
— Что же?
— Дура! Сущая дура, прости господи. Я, говорит, читаю в последнее время только Маркса. Маркса она читает! Большевичка чертова! Я ей так и сказал: вы, говорю, дамочка, верно из чекистского отродья? Я, говорю, скажу вам прямо, как джентльмен, потому что врать не привык, не в моих это привычках: на вашу большевистскую пропаганду не ведусь; заткнитесь, пожалуйста, говорю, и более ко мне не обращайтесь.
— А она?
— А что она? Глазенки вылупила и молчит. Я к ее соседу, полноватый такой господин в очечках... прости господи, что он нес, словами не передать; одним словом, либераст.
— Либераст?
— Так точно. Все о правах и свободах втирал, говнюк. Насилу отбился. Канапе покушал, шампанским запил, ну думаю: пора отсюда дергать: положение критическое. Это же какой-то заповедник зомби. И тут подруливает ко мне дама и начинает интересоваться. Господи, ну и страшная же дама была; ну вылитая маман моей второй супруги, даже страшнее, хотя — казалось бы. Вообще не расслышал, чего она мне говорила, да и слава богу: ясно, что ничего путного эта ведьма произнести не могла. Я ей говорю: вы, мадам, вместо того, чтоб рассуждать о высоком, лучше бы навели порядок на своем интерфейсе; смотреть на вас больно, говорю, уж простите за откровенность.
— Что дальше было?
— Дальше я покушал креветок, выпил вина, вино дрянь, конечно, но белое более-менее — по крайней мере, изжоги от него у меня не было. Вот его и пил. А дальше я подошел к Ларину.
— К Ларину. И что же он вам сказал?
— Он? Он, собственно, ничего не сказал.
— Ничего?
— Он молчал.
— А вы?
— Я? Я тоже молчал... ждал, когда он заговорит...
— А он?
— А он молчал. Смотрит на меня и молчит...
— Что же произошло дальше?
— Что произошло? Ну как что... я пытался с ним поговорить
— Так-так.
— Выудить из него политическую принадлежность...
— Ясно.
— Надо же определиться, с кем имеешь дело. А он молчит... молчит, сука...
— И что же вы сделали?
— Я сначала ничего не хотел делать, я сначала хотел отойти... но он же молчит, понимаете? Смотрит на тебя и молчит. Как будто лучше в чем-то. Как будто что-то знает, чего я не знаю, понимаете? Тут ведь такое дело: я его бить не хотел. Не хотел его головой об стену бить. Руку ему не хотел ломать. И когда кровь появилась, я этого тоже не хотел. Как вообще можно чего-то такого хотеть? Я ведь не больной, понимаете? Я здоров. Я полностью здоров. Я — успешный человек. Просто... просто, чего ж он молчал сволочь? Что он, падла, молчал? Чем он лучше меня? Чем лучше меня, тварь? Почему молчал?! Почему, мразина, молчал?!
— Эй-эй... спокойно! Заберите его.
— ОН МОЛЧАЛ! ОН, ТВАРЬ, МОЛЧАЛ, ОН, СУКА, ПРОСТО МОЛЧАЛ!!

Наконец наступает тишина. Мужчина за столом закуривает.

Мужчина: (молчит)

(конец)

Комментарии